Тепло, уголь и судьба российских городов

— Денис Владимирович, с какими производственными итогами «Газпром энергохолдинг» завершил 2016 год?
— Мы ввели в эксплуатацию новые энергоблоки на Троицкой ГРЭС ОГК-2 мощностью 660 МВт и на Новочеркасской ГРЭС ОГК-2 мощностью 330 МВт. Также мы вывели из эксплуатации неэффективное генерирующее оборудование суммарно на 1,5 ГВт. В основном это старые мощности на ТЭЦ-22 «Мосэнерго» и Троицкой ГРЭС. В целом в 2017–2018 годах планируем вывести из эксплуатации еще порядка 0,7 ГВт. Все необходимые разрешения регуляторов у нас есть.
По итогам 2016 года суммарная выручка наших производственных компаний (ПАО «Мосэнерго», ПАО «МОЭК», ПАО «ОГК-2» и ПАО «ТГК-1» — с учетом ПАО «Мурманская ТЭЦ») по РСБУ составила 533,3 млрд рублей (на 17,3 % больше, чем годом ранее). Чистая прибыль выросла на 65 % — до 19,3 млрд рублей. В 2016 году наши станции выработали порядка 154 млрд кВт∙ч электрической энергии и 119 млн Гкал тепловой энергии.
— Кстати, о тепле. Какие изменения произошли в секторе теплоснабжения?
— Теплоснабжение — область довольно проблемная. В 2016 году в Государственной думе принят в первом чтении проект федерального закона о внесении изменений в Федеральный закон «О теплоснабжении». Изменения касаются внедрения новой модели ценообразования в сфере теплоснабжения — на основе цены «альтернативной котельной».
Наша компания всегда выступала против данной модели ценообразования. С ней в отрасль придет большое количество рисков во многих субъектах РФ, что грозит последствиями в дальнейшем для всех энергетиков. То есть резкий рост тарифов в ряде российских регионов может привести к негативным социальным последствиям, в результате вернется старая модель, только с более жесткими поведенческими условиями, чем они есть сейчас.
С моей точки зрения, реформа должна двигаться в сторону заключения долгосрочных договоров теплоснабжения, обязательных к исполнению как субъектами РФ, так и теплоснабжающими организациями. В этих договорах необходимо отразить обязательства теплоснабжающих организаций по модернизации теплосетевого и генерирующего оборудования, а со стороны регионов — формулу тарифообразования и гарантии оплаты потребителями использованной тепловой энергии.
— Конечно, этот вопрос касается не только вашей компании. Но недавно в Карелии разгорелся скандал, связанный с тем, что потребителей возмутили высокие тарифы на тепло. Притом возмущение началось после перевода котельных с мазута на газ. Этот случай был достаточно показательным. Как в таких ситуациях искать решение, удовлетворяющее и потребителей, и поставщиков?
— Данные проблемы возникли из-за применения повышающих коэффициентов для потребителей, которые до сих пор не установили приборы учета тепла. Это крайне тревожная ситуация, так как коммерческий учет тепла — вещь крайне необходимая, позволяющая четко определять реальное потребление тепла.
В последующем повышающий коэффициент был исключен из расчетов, но такая ситуация бесконечно продолжаться не должна.

Северная столица без тепла

— А в чем выражается проблема Санкт-Петербурга, где вокруг теплоснабжения не первый год идет очень эмоциональная дискуссия?
— С моей точки зрения, в отношении теплоснабжения в Санкт-Петербурге отсутствуют согласованные действия со стороны «линейных» вице-губернаторов, что приводит к рассогласованности в работе, а фактически к неисполнению подписанных Алексеем Миллером и Георгием Полтавченко документов. Вертикальная ответственность заменена горизонтальной. Это означает, что найти ответственного по целому комплексу вопросов в отношении теплоснабжения (например, о передаче теплосетей в доверительное управление городским структурам) практически невозможно. Каждое из подразделений имеет свое мнение по происходящему. Вроде мы уже договорились о безденежной форме сделки по теплосетям. Город согласился внести котельные и теплосети в компанию «Теплосеть Санкт-Петербурга» и получить полный контроль над компанией, однако, как говорится, воз и ныне там.
— Вы не можете модернизировать теплосети?
— Наши магистральные теплосети, исторически принадлежавшие ТГК-1, находятся в нормальном состоянии. Проблема заключается в разводящих и квартальных сетях. Мы их взяли в совместную компанию по договоренности с предыдущим губернатором Валентиной Матвиенко. Все понимали, что эти сети никому не нужны, что они находятся в ужасающем состоянии и что порядок можем навести только мы.
Федеральная служба по тарифам и сборам согласовала нам программу модернизации, под нее был заложен рост тарифов на тепловую энергию. И городские тепловые сети вошли в состав структурного подразделения «Тепловая сеть» ТГК-1, на этой базе была создана компания «Теплосеть Санкт-Петербурга». Но темпы роста тарифов по разным причинам не достигли требуемого уровня. В текущем тарифе на модернизацию тепловых сетей предусмотрена сумма в 1,8 млрд рублей. Для сравнения, в Москве на эти цели направляется не менее 14 млрд рублей, притом, что состояние тепловых сетей в Москве очень хорошее.
В результате мы в течение последних лет вынуждены перебрасывать значительные средства с магистральных сетей в квартальные просто для того, чтобы хоть как-то поддерживать их в работоспособном состоянии. Из собственных средств ТГК-1 инвестировано в тепловые сети Санкт-Петербурга порядка 15 млрд рублей. Но бесконечно это продолжаться не может. Сейчас никаких конструктивных действий со стороны города не видно. Зато некоторые депутаты, которые не понимают сути происходящего, начинают объяснять нам, как нужно чинить теплосети. И ладно бы политика города в отношении тарифов была единой для всех. Но нет. Появляются некие компании, которые получают очень хорошие тарифы, существенно более высокие, чем у ТГК-1. Кроме того, подконтрольные городу управляющие компании до сих пор остаются крупнейшими неплательщиками за теплоэнергию. Мне кажется, что это, скажем так, немного неправильно.
Спасение утопающих — дело рук утопающих
— А через суды решать проблему в Санкт-Петербурге вы не пробовали?
— Конечно, пробовали. Суд регулярно встает на нашу сторону. У нас на руках масса исполнительных листов. Мы пытаемся блокировать счета управляющих компаний-должников. Но они продолжают функционировать. Нам эта ситуация непонятна. На мой взгляд, это прямое нарушение действующего законодательства. Полагаю, что собранные с населения деньги за тепло вместо погашения задолженности, возможно, направляются на другие текущие цели. А потребители справедливо возмущаются сложившейся ситуацией — они-то за тепло платят исправно, и не их вина, что управляющие компании ведут себя так некорректно.
— Если руководство города идет на сотрудничество, если оно понимает, что сети изношены просто катастрофически и ближайшей зимой это может обернуться большими проблемами, почему эта ситуация сохраняется на прежнем уровне?
— Проблемы уже возникают. На петербургских теплосетях такое количество инцидентов, что и говорить не хочется. Мы еще три года назад прогнозировали, к чему ведет сложившаяся ситуация, поэтому большие силы и средства направили на создание укомплектованных необходимым оборудованием аварийных бригад, которые занимаются оперативным устранением последствий инцидентов на теплосетях. Не допускаем длительного прерывания теплоснабжения наших потребителей. У нас установлено программное обеспечение, которое позволяет в режиме реального времени видеть, где происходит порыв.
Кроме этого, мы возобновили программу летних гидравлических испытаний. Легкомысленные популистские, с моей точки зрения, заявления «а давайте не будем прерывать горячее водоснабжение» приводят к фактической неготовности теплосетевого хозяйства к осеннее-зимнему максимуму. Население, конечно, за. Вот только опыт показывает: если летом не проводить гидравлических испытаний, вы получаете массу проблем зимой. Понимаю, что две недели без горячей воды летом — это неприятно. Зато мы имеем возможность провести испытания и увидеть большую часть проблемных мест. Альтернативой этому на данный момент может быть отсутствие тепла на неопределенный срок зимой.

Куда пропали деньги?

— А почему какому-то из ваших подразделений не передать функции биллинговой компании, чтобы вы напрямую работали с потребителями?
— Мы обращались с такой идеей к городу. И даже в какой-то момент договорились о создании данной компании с «Интер РАО» и городом. Но, к сожалению, проект не был реализован.
После зимы, на начало марта 2017 года суммарный долг по всем потребителям ПАО «ТГК-1» достиг почти 9 млрд рублей, а по Санкт-Петербургу — 7,2 млрд рублей. Суммы впечатляют. Если все долги будут выплачены, мы сможем существенно улучшить ситуацию в теплоснабжении города.
— Куда же деваются деньги, если население платит?
— Скорее всего, дело в некорректном «расщеплении» на уровне ВЦКП.
— Если вернуться к вопросу о летних испытаниях системы, нельзя ли обойтись без отключения горячей воды, но сохранить ту же степень надежности теплосетей?
— Во время испытаний наши специалисты закачивают в теплотрассу холодную воду, поднимая давление, и, соответственно, слабые места тут же начинают проявлять себя. Утечки и порывы оперативно устраняются. На сегодняшний день я не знаю более надежных способов подготовки теплового хозяйства к зиме. Если людям нужно надежное теплоснабжение зимой, к сожалению, придется терпеть относительно несущественные неудобства летом. Другое дело, что можно сократить период отключения горячей воды с двух недель до одной. Наша компания над этим сейчас работает.

600 незаконных подключений

— Обратимся к теплоснабжению столичного региона. МОЭК прекратила приносить убытки и начала генерировать прибыль. Как удалось этого достичь?
— Совместными усилиями города и «Газпром энергохолдинга». Нам удалось провести масштабную оптимизацию внутри МОЭК. Большая работа велась с неплательщиками и незаконными подключениями. На момент последней проверки
у нас было порядка 600 незаконно подключенных зданий и сооружений. Это дома, торговые центры и так далее. Некоторые из них потребляют тепло по 5–6 лет при полном отсутствии документов на технологическое подключение и договоров постоянного теплоснабжения. Всех собственников мы обошли и предупредили. Конечно, люди выражали недовольство. МОЭК обвиняли во всем, что только можно. Но, несмотря на недовольство, мы заставляем всех переходить на законные механизмы работы с теплоснабжающей компанией. В случае отказа перехода на договоры постоянного теплоснабжения с заключением всех необходимых для этого договоров на объектах, не имеющих социального значения, проводили видимый разрыв сети. Некоторые собственники считали, что они могут кому-то позвонить, кому-то пожаловаться — и можно будет и дальше не платить за тепло. Но не получилось.
Сейчас не все вопросы в этой области урегулированы. Еще остались крупные, функционирующие годами потребители тепла, которые не имеют постоянных схем теплоснабжения. Мы ведем в том числе судебную работу по подобным объектам и надеемся, что вскоре в Москве все потребители будут получать тепло только на законных основаниях.
МОЭК под нашим управлением навела порядок с технологическими подсоединениями. Работы по этому направлению выведены в отдельную дочернюю компанию. Подключения стали понятными и прозрачными. Упростилась процедура подключения, вплоть до возможности подачи заявки через интернет. Конечно есть застройщики, которые хотят играть не по правилам, прописанным в законодательстве, а по своим, но мы заставляем их возвращаться в правовое русло.
— С какой претензией они выступили?
— Все привыкли строить теплосети как хотят и когда хотят. А потом сети бросают, они становятся бесхозными, а через несколько лет руководство Москвы и МОЭК совместными усилиями их ремонтируют, готовят к зиме.

Бесхозные теплосети

— А что происходит с потребителями? Получается, что люди живут в каком-то жилом комплексе и не знают, что их теплосетью никто не занимается.
Если происходят инциденты, то люди звонят по горячим линиям либо в городские структуры, либо в МОЭК. Потом оказывается, что тепловая сеть не находится ни на чьем балансе, зачастую оформлена как временная теплотрасса. Конечно же реагируем, устраняем инциденты, но за последние 2–3 года мы с ДепТЭХ (в настоящее время — департамент жилищно-коммунального хозяйства) Москвы провели фундаментальную работу по инвентаризации подобных тепловых сетей, занимаемся их надлежащим оформлением и передачей на баланс теплоснабжающей организации.
Еще раз отмечу, что руководство Москвы не просто понимает проблемы теплоснабжения, но и эффективно работает над их решением. Функционал среди подразделений четко расписан: ясно, по какому вопросу к кому идти. Совместными усилиями мы смогли превратить убыточную МОЭК в прибыльное предприятие, которое действительно может надежно обеспечить теплом жителей города.
— Какие-то еще преобразования в МОЭК запланированы?
— Необходимо существенно улучшить кадровый состав компании.
— Какой сейчас износ теплосетей в Москве?
— Магистральных — 45,2 %, разводящих — 43,3 %.
— Какой уровень износа вы считаете нормальным?
— Московский уровень абсолютно приемлем, его нужно сохранять.

Реанимация станций

— Какие еще города, кроме Москвы и Санкт-Петербурга, требуют особого внимания?
— Самый крупный в мире город за полярным кругом — Мурманск. Он требует самого пристального внимания. Кроме того, могу отметить Сочи — Адлерскую ТЭС. Это первый серьезный объект, построенный к зимней Олимпиаде 2014 года.
В прошлом году, как я уже говорил, мы запустили два угольных блока — в Троицке и Новочеркасске. Для «Газпром энергохолдинга» это был первый подобный опыт. До этого наша компания проводила модернизации различных угольных блоков, но с нуля не строили ни одного. Тем более что блок мощностью 330 МВт на Новочеркасской ГРЭС — это первый построенный в России котел с циркулирующим кипящим слоем.
— В каких странах производилось оборудование?
— Троицкая ГРЭС — Китай. А Новочеркасская ГРЭС — Россия и Финляндия.
— Троицкая станция была одним из самых проблемных ваших активов. Но действительно ли требовалось строить такой мощный блок — 660 МВт?
— К сожалению, Троицкая ГРЭС досталась нам в плачевном состоянии. Пытались реанимировать имевшиеся угольные блоки — и своими силами, и приглашали специалистов из других компаний. В том числе специалистов с завода, который изготовил котлы. Какое-то время оборудование поработало. Но недолго. Тогда стала окончательно ясна необходимость строительства нового блока.
Троицкая ГРЭС — это яркий пример того, как не надо пускать на самотек управление угольными станциями. В свое время, еще при РАО ЕЭС России, кто-то решил, что этот объект никому не нужен. После чего резко снизилось финансирование ремонтной программы. А уголь на Троицкой станции высокоабразивный, высокозольный. Недостаток финансирования сказался моментально — станцию откровенно запустили. После чего реанимировать ее стало невозможно. И пришлось строить новую.
Имея перед глазами такой печальный пример индустриальной халатности, проявленной прежними собственниками, мы стали с особым вниманием относиться к нашим угольным энергоблокам. Неоднократно объясняли Министерству энергетики, что не могут угольные энергоблоки функционировать по тем же правилам, что и газовые. Нас вроде как прекрасно понимают, но реальной поддержки угольной генерации в первой ценовой зоне пока не видно. Я считаю, что закрытие угольной генерации в европейской части России недопустимо и приведет к серьезным последствиям, в том числе социальным. Но текущая модель рынка фактически заставляет это делать.

Убить уголь

— Может, это и хорошо? «Все на газ».
— Когда в советское время проектировалась Единая система электроснабжения, не зря ставка делалась на различные виды генерации и на станциях предусматривались резервные виды топлива, на которых они должны были работать не менее семи дней подряд. Зимы бывают очень холодными, возникают непредвиденные ситуации. Чтобы страна могла говорить о своей энергетической безопасности, должна функционировать генерация на различных видах топлива.
— Я правильно понимаю, что маневрирование угольными станциями сложнее, чем газовыми?
— Несомненно. В Европе стараются маневрировать, но только новыми энергоблоками. Я полагаю, что в центральной части России угольную генерацию надо поста‑вить в базу с атомными станциями. В конце концов, в этом регионе не так много угольных станций. Кроме того, это будет отличной поддержкой российским угольщикам.
Почему-то никто не понимает, что если мы закроем в центральной части России угольные станции, то у нас «умрут» расположенные здесь же угольные разрезы. А за их счет живут целые города! Череповецкая ГРЭС потребляет 60 % всего угля, который добывает город Интав Республике Коми. Там проживает 27 тыс. человек. Каждый ребенок в этом городе знает, что такое Череповецкая ГРЭС.
— Но почему вы говорите о закрытии угольных станций, если они работают и исправно потребляют большие объемы угля?
— Эти блоки для нас убыточны. Но мы понимаем социальную нагрузку, которая на нас лежит.
— Новые энергоблоки на Новочеркасской ГРЭС потребляют меньше угля, чем старые?
— Да. Но обратите внимание, что мы не выводим из эксплуатации и старые энергоблоки. В среднем по году станция недозагружена, хотя бывают отдельные периоды, когда работают все блоки. Ситуация с выводом старых мощностей сложная, социально важная.
— Сколько потребляет угля Новочеркасская станция?
— Около 4 млн т в год. Сейчас угольщики имеют возможность грузить свою продукцию на экспорт. Но ситуация на рынке угля меняется. Экспортная альтернатива быстро пропадает. Стоит правительству принять решение о постоянной загрузке Новочеркасской ГРЭС — и у угольщиков будет больше возможностей сбывать свою продукцию на внутреннем рынке. С прогнозируемым объемом.
— Но, если загрузить вашу станцию, придется разгружать кого-то еще.
— Частично разгрузят атомщиков. На ситуацию надо смотреть в комплексе. Социальная нагрузка на угольные станции несопоставима с нагрузкой на атомные. Установленная мощность всех угольных станций в центральной части России снизилась за последние 10 лет в два раза. Собственники выводят энергоблоки из эксплуатации.
В отношении угольных станций наша компания стоит перед выбором — либо закрыть старые энергоблоки, либо вложить деньги в их модернизацию. Но как можно вкладывать деньги, если станции не генерируют прибыль, а зачастую приносят убыток? И что делать, если иногда нам везут некачественный уголь? Той же Новочеркасской ГРЭС нужен антрацит. Но выработка, на которой его добывают, очень старая. Качество угля упало. Нам приходится смешивать его с газом, чтобы он нормально горел. А кто будет разрабатывать новые шахты без гарантии сбыта продукции? В данном случае — без наших гарантий. Мы гарантии по объемам и цене дать не можем, так как не можем спрогнозировать загрузку станций. Всё взаимосвязано.

Экспорта не станет

— Но взаимосвязь еще шире. Рядом с нами есть Европа. Подозреваю, что из Центральной России уголь преимущественно везут туда. Там до сих пор действует угольная генерация. И хотя станции потихоньку выводят из эксплуатации, выработка на них в отдельные периоды даже увеличивалась. Но Евросоюз намеревается в скором времени полностью отказаться от угля в электрогенерации.
— Решения Парижской конференции по климату, состоявшейся в ноябре-декабре 2015 года, «убивают» уголь в Европе.
— Одна только Германия потребляет в год около 80 млн т угля (в нефтяном эквиваленте). Примерно половину этого объема Германия импортирует. И тут потребность в импорте исчезает. А у производителей — в том числе российских — пропадает рынок сбыта. Уже сейчас ясно, что этот рынок пропадет где-то в 2020‑х годах. Это совсем скоро. Возникает философский вопрос: почему сейчас не задумываются о перспективах российских производителей? Наверное, нам все-таки нужны города, которые живут угледобычей.
— Я знаю, что некоторые крупные угольные холдинги об этой проблеме задумались еще пару лет назад. Но сегодня строить новые угольные электростанции без дополнительных гарантий по возврату инвестиций — это самоубийство.
На мой взгляд, основная государственная задача в области электроэнергетики — не допустить ухода денег из отрасли и создать эффективные механизмы, стимулирующие модернизацию существующих и строительство новых энергоблоков. Но при этом критики вбивают в головы как простых потребителей, так и руководства страны ложный тезис о том, что в России самые высокие тарифы на электроэнергию. По моему мнению, это делается целенаправленно. В реальности у нас одни из самых низких тарифов. Но мысль о дороговизне российской электроэнергии вброшена и начинает тиражироваться. На каждом совещании приходится объяснять, что это не так.
— А как же профессионализм, как же проверка доступной статистики?
— А вот так. Раз у нас «самые высокие в мире тарифы», зачем нам деньги на модернизацию? И кого теперь интересует, что тарифы у нас фактически не росли с 2012 года? Инфляция съедает любое номинальное повышение. А оборудование требует постоянных вложений — того самого металла, кстати, цены на который год от года меняются и никем не регулируются. Зачастую необходима глубокая капиталоемкая модернизация. Это касается не столько нашей компании, сколько ситуации в отрасли в целом.

Новые объекты

— Как я понимаю, «Газпром энергохолдинг» практически закончил строительство и модернизацию своих мощностей. Что осталось ввести в эксплуатацию из крупных объектов?
— Планируем в июне, в ходе собрания акционеров «Газпрома», отметить завершение реализации проекта строительства новых энергоблоков на Центральной ТЭЦ (ТГК-1) мощностью 100 МВт (две установки по 50 МВт). Это в центре Санкт-Петербурга, возле Обводного канала.
В текущем году в рамках программы договоров о предоставлении мощности мы начали строительство Грозненской ТЭС.
— А объект в Благовещенске, реализуемый в рамках «Силы Сибири»? Вы строите электростанцию, которая будет использоваться газоперерабатывающим заводом «Газпрома». Но рядом предполагается создать газохимическое предприятие СИБУРа. Оно тоже будет вашим потребителем?
— Да, но пока СИБУР не готов предоставить данные о том, сколько электроэнергии ему потребуется. Мощность станции определена — 150 МВт (первая очередь). Сейчас ведется проектирование. Станцию планируем ввести в эксплуатацию в 2021 году.

Автор: Александр Фролов

Источник: Журнал «ГАЗПРОМ»